Контррельефы, орнитоптеры и кинетические башни: как авангардист Татлин проектировал новый мир

«Русским Леонардо» Татлина называют не за его дар художника, хотя он был виртуозным рисовальщиком и оставил после себя работы, признанные исключительными. Схожесть с главной фигурой итальянского Ренессанса — в стремлении изобретать, инженерных методах и разнообразии замыслов.

Как и Леонардо да Винчи, Татлин работал на стыке искусства и техники, бросая вызов границам возможного. И так же, как homo universalis эпохи Возрождения, обладал практическими познаниями в самых разных областях. В наши дни HR-менеджеры говорят про таких «гибридный» или «мультидисциплинарный специалист»: Татлин создавал пространственные конструкции, проектировал архитектуру, мебель и одежду, преподавал, работал декоратором для театра и сконструировал летательный аппарат.

Владимир Татлин родился в 1885 году в Харькове, входившем тогда в состав Российской империи. Его отец был инженером, работал на железной дороге, мать — поэтессой. После ее ранней смерти Татлин воспитывался в новой семье отца, но отношения с мачехой не сложились. В 13 лет он ушел из дома, устроился юнгой и начал путешествовать.

Этот морской опыт оказал на него заметное влияние: он рано столкнулся с разными культурами, увидел устройство кораблей, наблюдал за природными формами и движением. Все это сформировало его интерес к технике, конструкции и пластике.

Учился Татлин в перерывах между путешествиями: короткое время — в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, затем в Одессе на курсах мореплавания, позже — в Пензенском художественном училище. Образование было непоследовательным, но разнообразным. Сейчас такое назвали бы мультиопытом — не ограничиваться одним направлением, а накапливать знания из разных областей. Так начал формироваться креативный подход Татлина: совмещение инженерии, искусства и прикладных навыков в единый творческий метод.

Годы скитаний по миру и России в конце концов привели Татлина в Москву. В 1910-х годах он уже зрелый молодой человек с множеством идей и готовностью их реализовывать. Москва была для этого идеальным местом: здесь зарождался русский авангард, формировалась новая «креативная среда», более свободная, чем в столице империи Санкт-Петербурге.

Коллекционер Сергей Щукин открывал свой дом для молодежи, позволял изучать работы западных авангардистов. Татлин впитывал все, что можно было увидеть, опробовать, переосмыслить.

Поворотным моментом для Татлина стала поездка в Европу в 1914 году. В Берлине он участвовал в ремесленном фестивале — играл на бандуре, украинском струнном инструменте с мягким, щемящим звуком. Затем ненадолго выбрался в Париж. Существует несколько версий его встречи с Пабло Пикассо, включая легенду о том, как он притворился уличным музыкантом, чтобы попасть в мастерскую знаменитого кубиста. Увидев, как Пикассо работает с коллажными техниками, Татлин пережил творческое озарение.

Вернувшись в Москву, он начал создавать свои знаменитые рельефные композиции — сначала плоские, затем выходящие в объем. Мастер назвал их «контррельефами». Эти работы раскололи художественную среду: старшее поколение называло их мусором, молодые художники восторгались.

Контррельефы Татлина были полностью абстрактными. Они не изображали никаких предметов, но демонстрировали свойства самих материалов. Для своих композиций Татлин собирал буквально все: куски дерева, металл, веревки, стекло, бумагу — материалы с контрастными фактурами, которые создавали особую игру форм и текстур. В одном из угловых контррельефов заметны элементы, напоминающие корабельные снасти — отголосок морских путешествий мастера.

Идея Татлина была для того времени революционной: шедевр может быть рожден из любых материалов, даже из того, что обычно считается мусором. Это близко к концепциям современного искусства, где произведением может стать даже банан, приклеенный скотчем к стене или кресло из сданных в утиль компакт-дисков.

Позже, став преподавателем ВХУТЕМАСа, Татлин давал своим студентам задания создавать композиции из любых подручных материалов, чтобы продемонстрировать их свойства. Так рождалась новая эстетика, основанная на уважении к материалу.

Самым известным проектом Татлина стала «Башня Третьего Интернационала» — монументальное сооружение, задуманное как символ новой эпохи и одновременно как функциональное здание для размещения «мирового правительства будущего».

Башня Татлина задумывалась как архитектурный переворот — не просто монумент, а живая, движущаяся структура. Основой конструкции стала металлическая двойная спираль, уходящая в небо на высоту около 400 метров. Наклоненная под углом земной оси и направленная на Полярную звезду, она словно связывала землю и небо, технику и поэзию. Здесь снова вспоминаются морские странствия, ведь именно эта звезда веками помогала держать верный курс мореходам.

Внутри спирали башни Татлин разместил геометрические объемы из стекла, которые должны были вращаться с разной скоростью. Нижний куб совершал один оборот в год, средняя пирамида — один оборот в месяц, верхний цилиндр — оборот в день. В некоторых версиях проекта присутствовала еще и полусфера, вращающаяся со скоростью один оборот в час.

Макет башни, представленный на Международной выставке в Париже в 1925 году, произвел фурор. Немецкая пресса назвала проект «идеальным слиянием радикальной эстетики с насущными требованиями революционного общества».

Сегодня силуэт «Башни Третьего Интернационала» узнаваем во всем мире как символ русского авангарда. В современной Москве ее уменьшенная копия украшает крышу жилого комплекса «Патриарх» рядом с Патриаршими прудами.

Авангардная форма башни, инженерная дерзость и концепция архитектуры как движущейся, живой материи продолжают находить отражение в проектах по всему миру. Один из актуальных примеров — Индонезия: в Джакарте в 2016 году архитектурное бюро PHL Architects представило современный концепт шедевра. Небоскреб схожей формы задуман как вертикальный экогород, где есть жилые пространства, фермы и общественные зоны. Идея социальной функции архитектуры, которую развивал Татлин, здесь переосмыслена с учетом вызовов XXI века.

Динамика формы, сложные объемы и свобода пластики роднят с Татлиным и такие знаковые здания, как музей Гуггенхайма в Бильбао Фрэнка Гери. В этом проекте использованы 3D-параметрическое моделирование и сложные технологии производства: каждая панель титана на фасаде уникальна по форме и изготавливалась по индивидуальному чертежу.

Несущая конструкция сочетает стальной каркас и бетонную основу, что позволило реализовать плавные изгибы и многослойность архитектурного объема. Подобно башне Татлина, здание Гери бросает вызов традиционным принципам симметрии и статичности, превращая архитектуру в инженерную скульптуру.

Другой пример — здание Jockey Club Innovation Tower Захи Хадид. Оно словно случайным образом собрано из разных блоков, каждый из которых имеет свою уникальную форму. Для создания такой сложной структуры применили армированный бетон с переменной толщиной, который может выдерживать асимметричные нагрузки.

Конструкция состоит из наклонных колонн и несущих стен, встроенных в плавную форму фасада. Это позволило отказаться от жесткой сетки и приблизить здание к пространственной логике — архитектуре как подвижной, живой структуре, как в проектах Татлина.

В 1929 году Татлин начал работу над другим амбициозным проектом — орнитоптером «Летатлин». Вдохновленный биомеханикой птичьего полета, он спроектировал безмоторный летательный аппарат, который должен был подниматься в воздух за счет мускульной силы пилота.

Четыре года «русский Леонардо» работал над проектом в мастерской, расположенной в колокольне Новодевичьего монастыря. Условия были спартанскими — без воды и отопления, но с огромными потолками, необходимыми для создания крупногабаритной конструкции.

Финальная версия орнитоптера выглядела как гибрид велосипеда и аэроплана — пилот лежал горизонтально, управляя механическими крыльями с помощью педалей. Полет должен был осуществляться чередованием редких взмахов и планирования.

Татлин тщательно подбирал материалы, учитывая их свойства: легкое гнущееся дерево для каркаса, натуральный шелк для обтяжки крыльев, китовый ус для создания упругих элементов, металлические детали для соединений. Он создал три образца, два из которых были полностью обтянуты шелком, а третий оставлен с открытой конструкцией — в лучших традициях конструктивизма.

«Летатлин» был отправлен на испытания в Звенигород, но полет не состоялся — непогода и дождь помешали аппарату взлететь.

Несмотря на эту неудачу, «махолет» Татлина стал важной вехой в истории дизайна. Это был один из первых примеров биомиметической конструкции, когда природные формы и механизмы становятся основой для инженерных решений. Сегодня биомиметика — одно из самых перспективных направлений в дизайне и инженерии.

Еще при жизни Татлина один из его орнитоптеров выставили в Музее изобразительных искусств имени Пушкина в Москве, где висел над репликой «Давида» Микеланджело в итальянском дворике — еще одно пересечение наследие Татлина с ренессансной традицией.

Технологии, основанные на имитации полета птиц, в наши дни активно реализуется в разработках орнитоптеров, Только теперь взмахи крыльев обеспечивают не мышцы человека, а миниатюрные механизмы, новые материалы и микропроцессоры. Китайские дроны вроде «Маленького сокола» используют для навигации также искусственный интеллект.

Еще более близкий к концепции «Летатлина» аппарат DeLaurier в 2006 году стал первым в истории орнитоптером, способным к устойчивому полету. Его разработал канадский инженер и профессор Джеймс ДеЛорье, наделив аппарат бензиновым мотором мощностью 24 лошадиные силы, который приводил в движение два больших крыла, и компактным реактивным двигателем. Орнитоптер DeLaurier собирали из сверхлегких материалов — углеродного волокна и композитов.

Хотя сам аппарат вскоре после взлета совершил жесткую посадку, он вдохновил дальнейшие исследования в области орнитоптеров, включая проект UTIAS Snowbird, который реализовали четыре года спустя. Snowbird стал первым в мире орнитоптером на мышечной тяге, совершившим успешный полет. Аппарат с размахом крыльев 32 метра и массой 42 кг пролетел 145 метров за 19,3 секунды, поддерживая высоту и скорость исключительно за счет силы мышц пилота.

Татлин одним из первых среди авангардистов начал применять свои принципы к предметам повседневного обихода. В 1920-е годы, работая в Государственном институте художественной культуры, он возглавил отдел материальной культуры, где занялся разработкой функциональной одежды, названной им «одежда нормаль» — простой, удобной, практичной и недорогой.

Мужское пальто Татлина было продумано до мелочей: слегка зауженное к низу для сохранения тепла, с заменяемыми подкладками для разных сезонов и эргономично расположенными карманами. Трест «Ленинградодежда» даже одобрил производство этой модели, а в журналах опубликовали выкройки с комментариями.Но в массовое производство одежда так и не пошла — в СССР наступила эпоха НЭПа, установившая моду на шик и расточительство. Унифицированные костюмы Татлина, ориентированные на комфорт и долговечность, опять пришлись не ко времени. Очередная неудача? Но Татлин не унывал и переключался на другие задачи.

Преподавая во ВХУТЕИНе, он руководил созданием инновационной мебели. Под его началом студент разработал консольный стул из гнутого дерева, способный выдерживать нагрузку до 100 кг. Как и многое из того, к чему приложил руку Татлин, стул не сохранился, но его конструкция оказала влияние на дизайн мебели XX века.

В 2000-х годах появились современные реплики стула, однако они были выполнены из металла, что противоречило идее Татлина об использовании естественных свойств дерева.

Татлин-преподаватель, как и Татлин-изобретатель, сохранил особый пиетет перед материалом, его фактурой, практической эстетикой. Он учил студентов буквально «набирать палитру» различных материалов, изучать их свойства опытным путем.

Вторую половину жизни — после того, как авангард начал уступать место иным художественным течениям, — Татлин прожил тихо, в стороне от всякой публичности. Оставив конструктивистские проекты молодости, он вернулся к картинам, занялся книжной иллюстрацией и обратился к театральным декорациям, оформив более 20 спектаклей. Его уход из жизни тоже был тихим — он скончался, забытый своими бывшими соратниками по цеху, в 1953 году — через несколько месяцев после смерти Сталина, не дожив до ренессанса своих идей в приближающуюся эпоху «шестидесятников».

Судьба многих проектов Татлина трагична: большинство его контррельефов утрачено, макеты «Башни Третьего Интернационала» не сохранились, два из трех экземпляров «Летатлина» также были уничтожены.

Сегодня его проекты рассматриваются как предвестники важнейших тенденций в современном дизайне и концепций в инженерии: функционализма, эргономики, бионического подхода, кинетической архитектуры и устойчивого развития.

Будь Татлин жив сегодня, он наверняка с интересом отнесся бы к таким проектам, как, например, «Лахта-центр 2» и «Лахта-центр 3». Эти башни в Петербурге не просто следуют трендам современной архитектуры, но и воплощают в себе ту самую идею синтеза искусства, инженерии и будущего, к которой стремился Татлин.

«Лахта-центр 2», высотой 703 метра, станет самым высоким зданием в Европе. Его облик — спиралевидная, стремительно взмывающая вверх конструкция — визуально перекликается с татлиновским динамизмом. Несущий стержень и радиальная система перекрытий обеспечивают устойчивость при минимуме материалов, что отражает конструктивную логику, близкую Татлину.

«Лахта-центр 3» пока остается в стадии концепции, но уже известно, что здание будет органично встроено в территорию делового кластера, сочетая офисные, культурные и общественные функции. Такой гибридный подход рифмуется с идеей Татлина о зданиях как живых структурах, служащих обществу и отвечающих на его запросы.

Таким образом, спустя век после расцвета конструктивизма, самые радикальные идеи его основателей перестают быть утопиями и становятся частью окружающей нас реальности. И пусть на смену авангарду пришли иные стилистики — живи Татлин сегодня, он наверняка узнал бы в этих проектах продолжение своих поисков.

Универсальность мышления, редкий дар сочетать технологию с эстетикой сделали Татлина одним из самых ярких визионеров XX века.

1. Уважение к материалу: использование и демонстрация его естественных свойств, отказ от имитаций.
2. Функциональный подход: приоритет практичности над декоративностью.
3. Бионический дизайн: изучение и применение природных форм и механизмов для создания искусственных объектов.
4. Кинетические решения: проектирование динамических конструкций, меняющих форму в зависимости от условий и потребностей.
5. Эргономика: тщательный учет взаимодействия человека с предметами, максимальная адаптация объектов к человеческому телу.