Город-сад или мегаполис-машина? Как архитектор Вегман и конструктивисты создавали «новый стиль»

Конструктивизм, возникший в 1920-х годах в молодом СССР, воспевал рациональность и технологический прогресс. Его сторонники ценили все передовое и охотно экспериментировали с новыми формами и методами. Будь Георгий Вегман нашим современником, его студия, вероятно, больше напоминала бы цифровую лабораторию, чем традиционное архитектурное бюро.

Архитектуру он воспринимал как ясный, утилитарный язык инженерных решений — без избыточных украшательств. Сегодня, в эпоху стандартов и BIM-проектирования, его математически выверенные подходы кажутся нам естественными. Но век назад, когда зодчество во многом еще оставалось искусством фасадов и орнамента, проекты конструктивистов стали настоящей революцией.

Георгий Густавович Вегман родился в 1899 году в Севастополе, тогда Таврической губернии Российской империи. Молодым человеком перебрался в Москву, где окончил Михайловское реальное училище — один из престижных техникумов города.

В 1918-м поступил в архитектурную мастерскую Ивана Рыльского, под руководством которого участвовал в реставрации Московского Кремля, а после революции продолжил архитектурное образование в новом учреждении — ВХУТЕМАСе, центре художественного эксперимента и нового зодчества. Здесь преподавали крупнейшие теоретики авангарда, такие как Николай Ладовский, Иван Леонидов, Александр Веснин, Константин Мельников.

Одновременно с занятиями во ВХУТЕМАСе Вегман обучался в Московском институте гражданских инженеров. Этот синтез — инженерной школы и художественного новаторства — и сформировал его собственный профессиональный язык: архитектора, для которого функция первичней формы.

Как и другие известные конструктивисты — братья Веснины или Яков Корнфельд — Вегман входил в Объединение современных архитекторов (ОСА) и был членом редколлегии журнала «Современная архитектура». Это издание стало не просто трибуной поколения, но средоточием новой архитектурной философии, где техника и рациональность рассматривались как основа будущего.

Уже в первых работах молодого архитектора прослеживается эта новая конструктивистская логика: в 1924 году Вегман представляет дипломный проект «Музей Красной Москвы». Наставник Моисей Гинзбург тогда восхитился своим учеником и включил его проект в программную книгу «Стиль и эпоха» как яркий пример архитектуры нового времени.

«Архитектор должен быть не декоратором жизни, а ее организатором», — писал Гинзбург в книге. Этому императиву старался следовать и Вегман.

Хотя проект «Музея Красной Москвы» так и не был реализован, он стал заметным явлением в истории советского конструктивизма. По архитектурному облику здание больше напоминает современный деловой центр, чем традиционный музей: композиция из разновысотных объемов с ясно читаемой логикой несущего каркаса. Подобную архитектурную лексику сегодня можно встретить в проектах технологических кампусов или исследовательских центров.

Инженерной особенностью проекта стало проектирование выставочных пространств в виде консольных объемов с высокими пролетами — железобетонными перекрытиями. Такое решение позволяло создавать трансформируемые залы без внутренних опор, учитывая особенности каждой экспозиции.

Музей, организованный по этому принципу, был бы вполне уместен и сегодня — например, как филиал «ГЭС-2» или павильон новой Третьяковки.

Ключевые решения:

• объемная композиция с башней, выставочными залами и смотровой площадкой,
• консольные блоки без промежуточных опор,
• ленточное остекление,
• четкое зонирование экспозиционного и пространств иного назначения.

В 1926 году Вегман совместно с архитектором Ильей Голосовым спроектировал ночлежный дом нового типа — компактное здание с логикой поточного движения жильцов, продуманным санитарным блоком, системой вентиляции и обогрева.

Архитектурное решение отличалось строгой функциональностью планировки: спальные помещения разделялись на блоки по 25−30 человек с обязательными санитарно-гигиеническими узлами, общей кухней и прачечной.

Инженерным нововведением стало применение сборных стандартизированных конструкций, что позволяло существенно сократить сроки строительства. Система вентиляции Вегман спроектировал с учетом повышенной плотности размещения людей и сделал ее приточно-вытяжной с подогревом воздуха в зимний период.

Проект был смелым не только с архитектурной, но и с гражданской точки зрения, так как касался проблемы бездомности в момент, когда в обществе эта тема была табуированной. Таким образом архитектура становилась частью социальной политики, а инженерия — инструментом гуманизма.

Ключевые инженерные решения:

• сборная экономичная конструкция,
• разноплановая социальная инфраструктура (спальные залы, столовые, душевые),
• функциональная планировка.

В проектах клубов для рабочих заводов «Красный богатырь» и «Шарикоподшипник» Вегман продолжил исследовать тему многофункционального пространства. На заводе «Шарикоподшипник» он спроектировал зал с безопорным пролетом в 24 метра и системой металлических ферм с переменной высотой сечения. Акустика в зале обеспечивалась особой геометрией потолка с отражающими панелями и поглощающими звук материалами на стенах.

В рабочем клубе «Красный богатырь» Вегман также применил прогрессивную для того времени каркасную конструктивную систему с железобетонными колоннами и рамами, позволявшую создавать большепролетные пространства без промежуточных опор. Особым инженерным достижением в этом смысле стал проект зрительного зала с консольными балконами, не требующими подпорных колонн в партере: таким образом обеспечивалась отличная видимость сцены с любой точки.

Проект клуба «Красный богатырь» — свидетельство принципиально нового подхода к организации пространства для культурного досуга рабочих с четким делением на функциональные блоки: зрелищную часть, клубную и административно-хозяйственную.

Другая знаковая работа Вегмана — стадион «ЦК Электриков» в Черкизово, позже переименованный в «Сталинец», а затем перестроенный в «Локомотив». Сегодня это место известно москвичам как «РЖД Арена», но оно уже не имеет ничего общего с тем самым первоначальным вариантом из совместного проекта Вегмана с Алексеем Васильевым, в котором еще прослеживались элементы конструктивизма.

Тогда проект задумывался не просто как арена для спортивных зрелищ, а как полноценный спортивный парк с трибуной на 15 тысяч зрителей, легкоатлетическим сектором, теннисными кортами, волейбольными площадками и корпусом для спортсменов.

Для Вегмана этот проект стал важной вехой не только благодаря своей масштабности. Он ознаменовал начало отхода архитектора от строгого конструктивизма в сторону сталинского неоклассицизма. Самым заметным признаком этого перехода стали многочисленные скульптурные элементы в убранстве стадиона, созданные в духе социалистического реализма известными мастерами той эпохи.

Ключевые инженерные решения:

• арена на 15 тыс. человек,
• совмещение площадок для разных видов спорта и досуга,
• отдельный корпус для спортсменов,
• скульптурные группы.

Идея мультифункционального комплекса предвосхитила практику XXI века — сегодня стадионы строятся именно так, с множеством секторов для различного общественного использования.

Работа Вегмана над Икшинским гидроузлом канала Москва-Волга — новый этап в развитии его инженерного мастерства: он разработал архитектуру шлюза с перепадом уровня воды, составляющем около шести метров.

В этом проекте ему удалось органично совместить монументальность и функциональность — так, чтобы одно не затмевало другое. Основа башен управления шлюзами была выполнена из монолитного железобетона, что обеспечивало прочность и устойчивость сооружений в сложных гидрогеологических условиях. Для отделки использовался серый и красный гранит, создававший выразительный контраст с водной поверхностью.

Ключевые инженерные решения:

• монументальность без избыточного декора,
• совмещение утилитарной и эстетической функции инфраструктуры,
• интеграция инженерного сооружения в природный ландшафт.

Непростые 1930−1940-е годы отразились и на судьбе Георгия Вегмана. В эпоху резкого поворота от авангардных поисков к монументальной сталинской классике он сумел адаптироваться к новым требованиям времени. Но с началом Великой Отечественной войны его немецкая фамилия все чаще становилась поводом для подозрений.

В 1944 году Вегмана репрессировали по национальному признаку: он был выслан из Москвы в Харьков, где возглавил мастерскую местного филиала Горстройпроекта.

В Харькове он включился в масштабную работу по восстановлению разрушенных украинских городов — Керчи, Запорожья, Жданова, Харькова, Днепропетровска, — а позже начал преподавать в Харьковском институте инженеров коммунального строительства, передавая опыт молодому поколению архитекторов.

Он обучал студентов не «рисовать», а «изобретать», воспитывал архитекторов не как художников, а как организаторов среды — тех, кто может ответить на актуальные вызовы средствами инженерии.

Вегман прожил в Харькове более двух десятилетий, продолжая преподавать и проектировать, и лишь за три года до своей смерти в 1973 году смог вернуться в Москву.

Его судьба стала отражением сложного времени, когда карьеры многих талантливых инженеров обрывались резко и бесповоротно. В этом времени он не просто выжил, но оставил свой след в истории советской архитектуры, доказав, что даже в самых тяжелых условиях можно оставаться творцом и строителем будущего.