
Как музеи сохраняют цифровое искусство и технологии — пример Музея криптографии

Может ли строчка кода или снятая с производства модель ПК стать искусством? В современном мире — вполне. В экспозиции Музея криптографии цифровая запись «оживляет» голоса XX века, а шифровальная машина превращается в артефакт времени, который рассказывает о прошлом языком современности. Классические предметы здесь обретают новое звучание в диалоге с цифровыми медиумами.
Мы поговорили с директором Музея криптографии Лидией Лобановой и руководителем отдела хранения и развития коллекции Людмилой Кузягиной о роли технологического и цифрового искусства в культуре, о том, как собиралась экспозиция музея и как его сотрудники сохраняют научно-техническое наследие.

- как строчка программы или устаревший компьютер превращаются в художественный артефакт и повод для размышлений о времени
- почему мультимедийные инсталляции мало просто «включить и показать»
- зачем музею разрабатывать свои подходы к хранению цифровых экспонатов
Искусство — это способ критически осмыслить окружающий мир, наладить диалог между зрителем и художником, обществом и технологиями. И в этом смысле технологическое и наукоемкое искусство — это просто одна из его форм.
Искусство, созданное с использованием цифровых технологий, может казаться сложным, но в первую очередь с точки зрения технической инфраструктуры: оборудования и условий для демонстрации и поддержки. Его развитие столь же важно, ведь весь мир становится все более технологичным, а искусство всегда отражает общественные процессы. И с развитием цифровизации мы видим все больше технологических практик в искусстве.
Лидия Лобанова: Я бы не стала жестко разделять. Классические музеи давно работают с темой технологий. Так, в Третьяковской галерее проходила выставка о природе информации и вычислений «Новый элемент». Мир стал гибридным и мультисенсорным, жесткие музейные каноны больше не работают.
Технологическое искусство развивается, но оно не вытесняет классические формы. Сегодня мы скорее наблюдаем сосуществование самых разных медиумов. И это здорово. На мой взгляд, не стоит унифицировать музеи, не нужно навязывать всем тренд на Science Art или, наоборот, строго следовать классическим форматам. Нужно давать культурным институциям право выбора — пусть сами определяют, какими хотят быть.
Лидия Лобанова: Мы выбрали путь уважения и любви к нашему посетителю. Задача нашего музея — создавать ситуации для вопросов и рефлексии, а не просто доносить информацию.

И для такого диалога важна гибридность: у нас есть место и для искусства, и для науки, и для технологий в самых разных медиумах — от физических книг до аудиоинсталляций. Мы признаем, что мир разноуровневый и многоформатный, и построили музей, который это отражает. Кроме того, для нас важно, чтобы мультимедийные инсталляции в музее были доступны для разной аудитории — и для людей с особенностями слуха, зрения, и для тех, кому может потребоваться адаптация физической среды. Создавая музей, мы постарались все это предусмотреть. Как показало время, принятые решения оказались удачными, поэтому мы поделились своим опытом в методическом пособии «Доступность мультимедийных и интерактивных инсталляций: что придумали и сделали в Музее криптографии и как это работает», которое издали в мае этого года. Его можно скачать бесплатно на сайте музея.
Лидия Лобанова: Мы против поверхностной интеграции технологий. Интерактив — это не про красивые кнопочки, а про осмысленную работу с содержанием. Про то, чтобы технологии помогали лучше понять тему, а не отвлекали от нее.
Каждое произведение или экспонат продумывается с учетом множественности восприятия. Простой пример — наша инсталляция о паролях. Здесь можно проверить стойкость своего пароля, увидеть инфографику атак в интернете, поиграть в игру с подбором кодов. Но рядом стоит очень материальный экспонат — восемь томов бумажных книг с паролями, утекшими в сеть. В комплексе это выведет вас на иной уровень понимания важности хорошего пароля в нашей жизни.

Еще один пример: архив звуковидов — альбом «Речь в изображении звуковидов АС и ВИР», созданный в единственном экземпляре в конце 1949 года кандидатом филологических наук Л. З. Копелевым, инженером С. Г. Куприяновым, начальником акустической лаборатории, инженер-капитаном А. М. Трахтманом — сотрудниками лаборатории № 8 отдела оперативной техники МГБ СССР, которую в народе называли Марфинской шарашкой. В этом альбоме, входящем в коллекцию Музея криптографии, собраны спектрограммы — графические изображения звуковых сигналов. Они были частью статистических исследований русского языка и использовались для определения стойкости шифраторов речи и разборчивости речи в системах секретной телефонии, а также для установления личности по голосу. Несмотря на то, что звуковиды не предназначались для воспроизведения записанного на них звука, сотрудники музея смогли «оживить» голоса людей, звучавшие более 70 лет назад. Это соединение физического артефакта и цифрового опыта. Нам важно, чтобы каждый элемент, будь то бумажная книга или мультимедийная игра, был связан с общей повествовательной линией музея.
Для цифровых объектов существует специальный экспериментальный фонд. Они хранятся на сервере и физических носителях. У каждого цифрового объекта, как у любого музейного предмета, есть свой инвентарный номер. Важно понимать: даже если это цифровая инсталляция, мы относимся к ней с той же заботой, как и к любому физическому экспонату. Но есть свои особенности. Например, если вдруг в файл попадет вирус, который может угрожать всей системе, мы обязаны его уничтожить, как бы он нам ни был дорог. Это правила безопасности.
Кроме того, по музейным правилам любое работающее оборудование, поступающее в коллекцию, обычно выключается — это больше не технологическое оборудование, а экспонат.
Людмила Кузягина: Да, отличный пример. Для создания этой инсталляции, которая генерирует бесконечную последовательность цифр числа Пи, использованы механизмы и перекидные элементы информационного табло, снятого с вокзала в городе Брюгге (Бельгия).

Эта инсталляция — исключение. Мы уже приобретали ее как работающий экспонат, переключающееся механическое табло. Авторы специально адаптировали ее для Музея криптографии, интегрировав кириллический алфавит. И да, мы понимаем, что непрерывная работа экспоната приводит к деградации механизма, но выключить эту инсталляцию — значит полностью лишить смысла.
Мы предусмотрели систему обслуживания этого экспоната: у нас есть запасные таблички с цифрами, инструменты для ремонта, команда техников. Мы следим за работой программного обеспечения и механической части. Но рано или поздно мы можем столкнуться с тем, что экспонат уже невозможно будет починить. Это большой вызов для всех музеев, работающих с технологическим искусством. Сохранять не только физическую форму, но и живую функцию объекта — задача непростая. И требует новых подходов к музейной практике.
Лидия Лобанова: Мы понимаем, что технологические объекты — это не только материальная оболочка. Это еще и процесс, движение, звук, взаимодействие. И, сохраняя этот процесс, мы сохраняем смысл экспонатов.
Людмила Кузягина: Сейчас пересматриваются многие правила хранения и использования музейных предметов и коллекций. Ведь классические фонды предполагали сохранение статичных объектов — картин, скульптур. А цифровое искусство, технологические инсталляции требуют другой логики. Они живут, меняются, изнашиваются.
Например, число Пи на табло — это не просто объект, а бесконечный процесс смены цифр после запятой. Чтобы сохранить его смысл, мы поддерживаем его работу. Понимаем, что через 50−100 лет у нас могут возникнуть сложности: запчастей может не быть, механизмы устареют. Но мы идем на этот риск осознанно.
Людмила Кузягина: Если говорить о переосмыслении новых правил хранения, в 2024 году мы запустили проект «Механическое сердце». Это серия видеороликов, где мы показывали, как работают шифровальные машины из нашей коллекции — те, которые можно было безопасно запустить.
Наши коллеги аккуратно их включали, а мы снимали весь процесс на камеру, специально записывали звук, который издают предметы, а затем монтировали ролики. Когда посетитель смотрит на технику под стеклом, безусловно, ему любопытно узнать, как она работает, почему, например, крутятся шифровальные диски. С «Фиалкой» и Enigma все проще — у нас есть симуляторы, которые позволяют каждому посетителю попробовать себя в роли шифровальщика. А вот для других машин мы сделали эти ролики. В экспозиции музея они не могут работать, но мы очень хотели показать «живые» экспонаты и процесс шифрования.
Людмила Кузягина: Мы получили 39 единиц шифровальной техники по распоряжению Правительства РФ (
Это отечественные устройства, созданные с 1950—1960-х годов до начала 2000-х. Часть из них в рабочем состоянии — те, у которых не изъяты внутренние блоки. У других рассекречена только внешняя часть (корпус), а секретные модули удалены, поэтому они уже не функционируют.
Лидия Лобанова: У нас в коллекции много уникальных вещей. Например, Kryha Liliput — шифровальное устройство в виде карманных часов, созданное в 1924 году. Ему больше ста лет, и он поражает не только технологичностью, но и эстетикой промышленного дизайна.

Есть и швейцарская шифровальная машина NEMA, созданная по принципу легендарной Enigma. Мы стремимся не просто показывать технику, но и объяснять, как она работала: иногда через симуляции, иногда через сохраненные экземпляры.

Для России это уникальный случай: подобные коллекции никогда не представлялись публично. И мы гордимся тем, что можем их показывать без необходимости предъявлять паспорт на входе, как это было раньше.
Людмила Кузягина: Мы регулярно отслеживаем лоты на аукционах — изучаем, что появляется, и выбираем экспонаты, которые могут органично дополнить нашу коллекцию. Так, дважды в год проходят крупные аукционы предметов науки и техники, где можно найти шифровальные устройства. Чаще всего там встречается Enigma.
Но особенно ценно для нас то, что люди стали приносить в дар предметы из личных архивов. Это говорит о высоком уровне доверия к нашему музею. Одна девушка после посещения экспозиции связалась с нами и передала архив своего дедушки-радиоразведчика. Там более 600 документов: фотографии, дневники, материалы о службе. Это настоящая находка, потому что за каждой вещью стоит история человека. Мы сохраняем не просто «железо», но и человеческие истории. Ведь криптография — это не только машины и коды. Это люди, их судьбы и вклад в развитие науки и технологий.
Лидия Лобанова: Мы не стремимся просто копить все подряд. Для нас важно, чтобы каждый новый экспонат встраивался в общую повествовательную линию музея. Иначе экспозиция превращается в «склад древностей».
Мы осознанно избегаем превращения музея в хранилище реликвий. Если новый экспонат пока не нашел места в существующей экспозиции, мы обязательно опишем его, исследуем, но публике представим тогда, когда это будет уместно в логике очередной выставки.
Людмила Кузягина: Большая часть технологических разработок сегодня рождается в частных компаниях. А механизмов для сохранения их достижений для общества практически нет. В государственных музеях часто нет средств на выкуп дорогостоящих экспонатов. А корпоративные музеи, даже если создаются, ориентированы больше на маркетинг, чем на долгосрочное хранение.
Технологии развиваются стремительно и те, которые сегодня считаются передовыми, через 10 лет могут просто устареть. И если сегодня мы не научимся правильно сохранять, завтра мы рискуем потерять целые пласты технологической истории.
Лидия Лобанова: И наша миссия как музея среди прочего — быть мостиком между прошлым и будущим. Чтобы через 100 или 200 лет наши потомки могли увидеть, как развивалась криптография, как технологии вплетались в жизнь общества. И строить этот мост нужно уже сегодня.