«Работаю для гурманов»: микс-инженер Роман Уразов — о технологиях сведения звука в кино и номинации на «Грэмми»
Когда-то кинематограф был немым и зритель по поведению героев угадывал их эмоции. В наши дни фабрика кино — это фабрика звуков. Целые команды работают над звуковой дорожкой к полноформатному видео, превращая его из кинопроекта в кинопродукт. Среди них — Роман Уразов. Уроженец Волгограда, он получил музыкальное образование в Петербурге, а затем отправился изучать Европу и Америку. Мы спросили Романа, чем различаются школы сведения звука для кино в разных уголках мира и как меняется его профессия под натиском современных технологий.
- как познать секреты западной звуковой инженерии
- что главное в студии для сведения звука
- как объектоориентированность способствует иммерсивности
Я микс-инженер и решаю конкретные задачи: свожу звук для музыкантов и кино. Некоторое время назад стал работать с компьютерными играми — исследую пока эту область. «Звукорежиссёр» звучит солидно, но «инженер» лучше отражает суть профессии, у которой с режиссурой общего не так и много. Ещё несколько десятилетий назад, чтобы поместить звук на виниловую пластинку, нужна была специальная лаборатория, особые приборы и мастерство — именно инженерное. Там ходили люди в халатах, как теперь на фармакологических заводах или фабриках, печатающих чипы. И в студию звукозаписи они входили как в лабораторию, где находится очень дорогое оборудование, которое помимо всего прочего было практически невозможно купить. В наши дни, конечно, таких сложностей нет, но многих других дилемм в профессии хватает.
Я занимался музыкой с детства, но по первому образованию айтишник: окончил волгоградский колледж по программированию. В какой-то момент мне стало не очень интересно, я переехал в Петербург и поступил в университет на звукорежиссёра. А когда окончил его с отличием, обнаружил, что разница между теми записями, которые делал я, и теми, которые мне нравились, большая, даже неприлично огромная. Так я оказался на курсах во Франции Mix With The Masters. Это очень крутая программа, где преподавали те самые «дяди», чьи пластинки я слушал. Я учился у Майкла Брауэра, обладателя нескольких «Грэмми» за Coldplay, Пола Маккартни и John Mayer Continuum.
2011 год. После этого я купил билеты в Америку, прилетел в Лос-Анджелес и начал ходить по студиям, стучаться в двери, проситься хоть посуду мыть. Таким образом в конце концов попал стажёром на студию Sound Factory — её основал Уолт Дисней в 1940 году. Если вы смотрели старого «Микки Мауса», то для него голос записан именно на этой студии.
Для своих первых артистов из группы Motörhead я бегал за едой и следил, чтобы у них было всё необходимое. Позже я получил работу ассистента у Райана Хьюита, он хорошо знал Майкла Брауэра, к которому я ездил учиться во Францию. Я проработал год его ассистентом. Когда вернулся в Россию, начал работать с интересными артистами и открыл с напарником собственную студию в Питере. После я начал работать с Manizha — несколько первых альбомов ей сделал. Сотрудничал с Tesla Boy. Затем занялся фильмом «Майор Гром» и другими проектами.
Если вы думаете, что я построил себе такую, как в Лос-Анджелесе, то немного заблуждаетесь. Я и мой напарник Даня Хабибуллин занимаемся в основном сведением, не записью. Для такой работы нет смысла возводить студию с большим тон-ателье, где можно записывать, условно, барабаны. У нас другие задачи.
Крупные зарубежные компании сейчас ушли из России, в том числе Dolby, о которой мы будем много говорить на лекции. Технология Dolby Atmos позволяет делать аудиофонограммы, фильмы и современные игры в самом продвинутом коммерческом формате Surround Sound. Её отзыв из России повлиял на масштабные проекты, требующие документации и лицензирования. Я работаю c компанией Bubble Studios, которая выпускает фильмы «Майор Гром». Мы долго шли к тому, чтобы делать фильмы в Dolby Atmos, но последний фильм выходил уже в формате 5.1, то есть в достаточно старом.
На Abbey Road мы писали оркестр к двум первым фильмам. С нами работали те же самые музыканты, которые записывали музыку для «Гарри Поттера», «Джеймса Бонда» и «Фантастических тварей». И это удивительные ощущения, конечно. Слушая их, я понял, как отличается английский подход и отношение к процессу работы в целом.
Для меня важна культура звукоизвлечения — то, как музыканты играют на инструменте. Сколько времени они потратили, чтобы научиться играть. В таких странах, как США или Великобритания, богаче сама палитра инструментов, больше выбор микрофонов, к примеру. И главное — жёсткая конкуренция. То, как эти элементы соотносятся друг с другом, и формирует культуру звукозаписи.
Становлению современного рынка работы со звуком там предшествовали годы негласных соревнований между различными коллективами. Классика жанра — английские The Beatles и американские The Beach Boys, которые долго соперничали, пытаясь выпустить лучше записанный альбом, более интересно, хорошо звучащий материал. Они были музыкантами, но их соперничество оказало существенное влияние на всю индустрию — и в инженерном смысле тоже, — стимулируя гонку за качество. Это привело к фантастическому скачку в индустрии звукозаписи.
— Насчёт современной академической жизни в России мне сложнее говорить, потому что я не совсем в материале, но традиционные школы музыкального исполнения у нас выдающиеся, всемирно признанные, несмотря ни на какие события. Русская классическая музыка всегда стояла особняком. Глинка, Чайковский, Рахманинов — у нас есть плеяда великих композиторов. Я встречал в Америке людей, которые с детства мечтали учиться в Петербурге или в Москве в консерватории. Окончить такую школу — знак качества во всём мире. Но если говорить именно о школах звукозаписи, то студиям «Мосфильма» с западными тягаться сложно. Хотя последнее время картина начала меняться в лучшую сторону.
Наверное, дело не только в конкуренции. На Abbey Road по-особенному организована вся система подготовки. Инструменты доставляются в студию ещё перед записью, музыканты приходят за 40 минут, за час. Тут много нюансов. Например, если вы играете на медных инструментах и приходите зимой с улицы, то инструменту нужно время, чтобы набрать комнатную температуру, иначе он не будет строить. Всё это продумано заранее. Музыканты приходят, разогревают губы, и в 10 утра дирижёр стучит своей палочкой по пюпитру: к записи готовы.
У нас такая отлаженность процесса редкость, хотя и из этого правила бывают приятные исключения. Я вспоминаю, как мы писали для последнего фильма «Гром: Трудное детство» оркестр на «Мосфильме» с Андреем Левиным. К сожалению, не помню, чей оркестр там был, но ребята молодцы: идеально собраны, фокус на своём инструменте, и играли максимально в меру своих способностей.
Есть неписаные требования. Например, нужно знать музыкальную теорию, уметь читать нотный стан. Потому что когда ты приходишь на запись оркестра, перед тобой кладут ноты, и если ты слышишь ошибку в каком-то моменте произведения, ты должен уметь хотя бы базово читать ноты, чтобы сказать, что вторая четверть в 37-м такте была нестройно сыграна в скрипках, и они смогли бы переписать.
Это вопрос погружения. Что такое Dolby Atmos? Система иммерсивного звука. Иммерсия — погружение вас в процесс. Не так и важно, где происходит это таинство: в кинотеатре или дома в гостиной. Пандемия показала, что огромная индустрия кинопроката может оказаться ненужной в мгновение ока. Но если одна система ушла, то на её место тут же приходит иная. В нашем случае такой заменой стали стриминговые площадки. Они сделали квантовый скачок в работе со звуком — и это за пару-тройку пандемийных лет.
Это объектоориентированный звук. Любое устройство, которое позволяет проигрывать Dolby Atmos, само понимает, что у вас за девайс, сколько у вас каналов. Вы можете прийти домой, где у вас система 5.1.2, то есть три колонки спереди, две сзади, сабвуфер и две колонки на потолке, — Dolby поймёт, что это так, и адаптирует стриминговый поток под то, что у вас есть. Это настоящая современная магия.
Если вы гурман в такого рода вещах, ощутите стопроцентно. Если вы привыкли смотреть сериалы про ментов по вечерам, то, конечно, есть потенциал…
Технологии многоканального звука в кино, музыке и играх
Моя работа в кинопроекте начинается с момента утверждения музыки. Её ещё нет в нормальном звучании, есть только демо, которое предстоит превратить в идеально сыгранный саундтрек. Мы готовим график сессий звукозаписи, нанимается оркестратор, который переводит композиции с компьютерного языка на язык нотного стана. Начинается проработка ключевых деталей: какой состав оркестра необходим, нужны ли деревянные духовые, скрипки или барабаны.
Иногда нужен большой оркестр, но если мы понимаем, что какие-то музыканты будут стоить нам дорого, при этом у них будет мало работы и задействовать их на проекте будет неэффективно, то мы можем их записать отдельно или использовать семплы.
Далее я готовлю сессии для записи оркестра и хоров. Когда всё демо для саундтрека написано, мы приступаем к записи. Записанных дорожек может быть и 200, и 300.
Следующий этап — ключевой: я выстраиваю балансы. Слушаю, пытаюсь понять, на какие инструменты делается упор в данном моменте. Может быть, там переход и резкая смена плана или сцены, которую нужно подчеркнуть музыкой.
Это кропотливая работа, там очень много нюансов, что-то в моменте надо делать постоянно тише, громче. Я работаю с красками, с оттенками.
Я открываю каждую дорожку и слушаю, есть ли в ней что-то, что меня смущает. Может быть, что-то звучит слишком гулко или, наоборот, слишком резко. Убираю такие вещи, чтобы стало музыкально приятно при прослушивании. Затем я изучаю сцену, для которой написан этот музыкальный фрагмент, и приступаю к выстраиванию балансов.
Если это экшен-сцена, в которой много выстрелов, криков, звуков ударов и борьбы, то я стараюсь расположить музыку по краям, сверху, сзади, за собой — чтобы у сцены было место. Если же передо мной широкий план — допустим, панорама поля, где слышны только шумы ветра и шелест травы, — то у меня есть много пространства для манёвра. Тогда я свожу музыку для этой сцены максимально широко: она и спереди, и сзади, и сверху. Мне не нужно отдавать приоритет для каких-то других звуков.
Прежде всего качество звукоизоляции, звукопоглощения. Максимально правильная акустика. Чем больше я слышу, тем лучше я делаю свою работу.
Я работаю в наушниках в том числе, но у них есть несколько недостатков. Даже в очень хороших наушниках — у меня таких несколько пар — всё равно не решается проблема ложной прозрачности.
Отсюда негласное правило: микс, сделанный на колонках, в наушниках звучит лучше, чем микс, сделанный в наушниках и проигрываемый на колонках. Баланс в первом случае всегда точнее.
Это христианский рок из Нэшвилла. Пластинка Poets & Saints. Я над ней работал уже после возвращения в Петербург по рекомендации Райана — музыкантам нужен был монтаж голоса и инструментов. Материал мне пересылали, я доводил его до ума и отправлял обратно. Сама музыка All Sons & Daughters мне очень близка.
Это было неожиданно. Как-то утром проснулся дома и начал читать новости, а в них — про состоявшуюся церемонию вручения «Грэмми». Заглянул на сайт премии, долистываю до категории Contemporary Christian Music, и вдруг обнаруживаю в списке тот самый альбом, над которым мы работали.
Значительно. Главное отличие сегодняшнего процесса звукозаписи от процесса звукозаписи прошлых десятилетий — огромные возможности. Раньше вы не могли записать виртуальные инструменты из общедоступных архивов. Теперь это элементарно. Раньше, если у вас не было дома гитары или фортепиано, которое вы хотели записать, вам приходилось снимать студию. Вы приходили туда, где человек за немалые деньги делал вам запись — при этом не всегда такого качества, на которое вы рассчитывали.
Сейчас любой музыкант может воплотить свою идею на домашнем компьютере и воссоздать целый оркестр. Существуют библиотеки с любыми скрипками, литаврами, гитарами, пианино — чем угодно. Можно даже сыграть скрипку на MIDI-клавиатуре, которая до этого уже была записана на студии Abbey Road.
В музыкальной индустрии постоянно происходят перемены. Цифровизация и искусственный интеллект здесь не новички, они задают свои тренды. Один из последних — рост числа AI-мастеринг-сайтов, ресурсов для «домашних продюсеров», которые занимаются музыкой как хобби. Вот им уже не нужен реальный специалист — достаточно такого виртуального мастеринг-инженера. Он финализирует фонограмму, выставляет финальный баланс высоких, средних, низких частот, общую громкость фонограммы или композиции, и всё это, условно, за доллар.
Действительно недорого, однако с профессиональной точки зрения результаты работы таких AI-звукоинженеров далеко не высокий. Специалист сделает гораздо лучше. Но рано или поздно нам придётся всерьёз взаимодействовать с искусственным интеллектом.
Мне кажется, что лучший способ подготовиться к этому моменту — просто эту технологию изучить и постараться понять, как сделать из неё не врага, а партнёра. В микс-инженерах будет нужда ещё долго, потому что заменить человека на 100% никакому искусственному интеллекту в нашей сфере не удастся. Мы начали с вами эту беседу с того, что я подчеркнул важность инженерной составляющей в нашей профессии. Но я хочу отметить также большое значение творчества в звукорежиссуре.
Моя работа — про человеческие взаимоотношения в том числе. Ко мне обращаются не только потому, что я хорошо делаю сведение звука, но также потому, что я подхожу заказчику по психотипу. Ему просто комфортно со мной работать. И это тот тип коммуникаций, который нейросеть заменить не сможет. Она не сможет посмотреть в глаза музыканту в минуту неопределённости и подбодрить: «Чувак, ты крутой, у тебя всё получится! Давай ещё дублик. Вот здесь вышло просто потрясающе». ChatGPT так не умеет делать. И покуда так, мы в безопасности.