Из Тулы к Radiohead: как российский производитель микрофонов покорил голоса звёзд мировой сцены

Эта история началась, когда я ещё работал в компании Mars — отвечал за глобальную стратегию закупки орехов. Известная компания, хорошо оплачиваемая должность. Я чувствовал себя комфортно, и жизнь шла своим чередом. Всё изменилось после командировки в Краснодар, где в те дни по стечению обстоятельств выступала моя любимая американская группа Brazzaville. Пропустить такое событие я не мог: пошёл на концерт и получил большое удовольствие. На этом всё могло бы и закончиться, но Brazzaville не из тех музыкантов, которые, сойдя со сцены, сразу уходят в гримёрку. Солист группы Дэвид Браун — контактный, всегда рад пообщаться с аудиторией. Когда он раздавал автографы, я набрался смелости и предложил ему выступить в моём родном городе.

Микрофоны «Октава» были хитом продаж в Америке в первой половине 2000-х. За Атлантикой их распространением занимался английский дистрибьютор. Всё было хорошо до тех пор, пока между сторонами не разгорелся конфликт: фабрика обвинила партнёра в производстве подделок под именем бренда. Дошло до того, что тульская компания подала в суд и его выиграла. Но, к сожалению, за время и вследствие судебных тяжб репутация российского производителя существенно пострадала.

Дэвид Браун знал «Октаву» не понаслышке — он сам пользовался тульскими микрофонами. Однажды купил кастомный капсюль для записи альбомов, а потом выяснилось, что его сделал инженер «Октавы». Экскурсия на завод произвела на Дэвида впечатление — он загорелся идеей наладить поставки российских микрофонов за рубеж.

Мы не планировали организовывать собственное производство, хотели договориться с «Октавой», чтобы они сделали микрофоны и мы их реализовали. Казалось бы, всё просто, но с самого начала работы в этом направлении мы стали упираться в барьеры. Так, оказалось, что в том виде, в котором микрофоны «Октава» до сих пор выпускались в Туле, в США они уже не были востребованы. Необходимо было что-то менять.

Мы не отступили. Решили взять существующую продукцию за основу и усовершенствовать дизайн. Но в процессе проработки нового дизайна стало очевидно: нужно что-то делать и со звуком. В конечном итоге мы осознали, что наш план с «Октавой» — очень затратная история, и если уж вкладываться, то в свой бренд. Так и родилась другая идея: создать свой микрофон с нуля и свою марку — «Союз». Был 2013 год, надо признать, не самое лучшее время для бизнес-начинаний: экономический кризис в России нарастал, и через несколько месяцев рубль обвалился в два раза. Но нас уже было не остановить.

Стартовать было непросто. Сначала мы с Дэвидом вместе контролировали процесс, затем постепенно разделили обязанности. Я стал отвечать за производственную часть, он — за продажи. Самая важная задача, которая стояла передо мной, — найти хороших специалистов. Но толковых инженеров на рынке всегда мало, а в такой узкой области, как наша, счёт талантливых кадров шёл на единицы. Выручало одно — соседство с фабрикой.

Первое время наш штат состоял всего из двух сотрудников: помимо инженера наняли сборщицу. Детали тогда не делали — заказывали на стороне, но они поступали плохого качества. В конце концов нам это надоело — приобрели станок, который установили в гараже знакомого. Тогда же наняли ещё одного специалиста — токаря. Он работал в спартанских условиях, точил детали по чертежам, которые для нас сделал Владимир Викторович, тот самый мастер с «Октавы», чей капсюль уже был у Дэвида в коллекции.

Владимир Викторович занимался ремонтом винтажных микрофонов и внёс значительный вклад в наш проект как в техническом, так и в акустическом смысле. Он многое придумал и откуда-то умудрялся доставать редчайшие компоненты. А ведь тогда каждый резистор или конденсатор надо было искать. Что-то удавалось купить на «Авито», что-то находилось на Митинском радиорынке.

Произвели несколько итераций, и почти сразу нашли ту модель, которая сейчас является ламповым флагманом. Тестировал её сам Дэвид, и подходил к этому вопросу со всей строгостью опытного музыканта. Представьте себе, ему всё понравилось! Дело оставалось за малым: убедить в высоком качестве никому не известного продукта ещё кого-нибудь, кроме Дэвида. Сложный этап, преодолеть который нам помогала искренняя вера в то, что наши микрофоны лучшие.

Отмечу сразу, что речь в те годы не шла и сейчас не идёт о производстве динамических микрофонов, с которыми артисты вживую выступают на концертах. Мы занимаемся только конденсаторными. Рынок динамических — очень высококонкурентный сегмент с достойными предложениями, и нет смысла пытаться их обойти. В чём отличие одного от другого? У динамических микрофонов низкая чувствительность и маленький частотный диапазон, поэтому такой микрофон нужно держать непосредственно около рта. Конденсаторный, студийный, — очень чувствительный и воспроизводит едва уловимые ухом звуки.

Постепенно то от тех, то от других мы начали получать обратную связь. На запись в эти студии приходили артисты и говорили: «Что-что? „Союз“? М-м-м, выглядит прикольно, можно попробовать». Немало усилий было потрачено на работу в соцсетях и налаживание контактов с блогерами. Кому-то из них мы продавали микрофон с хорошей скидкой, кто-то брал во временное пользование. YouTube и другие социальные платформы сильно помогли в раскрутке бренда.

У каждого артиста путь к идеальному студийному микрофону свой. Однажды мы отправили «Союз» на тесты группе Radiohead. Ребятам всегда нравились винтажные микрофоны, которые в паре найти нереально. Они нам долго не отвечали, а затем рассыпались в комплиментах и заказали два идентичных. Вот как бывает!

Coldplay использовали наш микрофон, хотя у них всегда есть один свой, который они возят по всему миру, даже когда записываются. Но однажды в отсутствие своего микрофона им пришлось делать слепые тесты, и они нашли парня, тембр которого очень похож на голос фронтмена Криса Мартина. Они отслушивали, как он звучит в разных микрофонах, и в финале выбрали нашу модель. Насколько мне известно, группа до сих пор пишет вокал, используя «Союз».

Как-то по совету Лолиты Милявской наши микрофоны попали на тестирование к Максиму Фадееву. Певица нашла их в магазине случайно, но они ей понравились. Через Фадеева о «Союзах» узнали десятки российских артистов, в том числе Иван Ургант, который не только ведущий шоу, но и талантливый музыкант. Он однажды мне звонил, интересовался «Союзами». До этого мы никогда не общались, так что я сначала даже подумал, что это какой-то розыгрыш.

Ургант до сих пор использует наши инструментальные, вокальные ламповые микрофоны. Мы также сделали отдельный экземпляр для его шоу на Первом канале: покрасили специальной светоотражающей краской.

Чем одна картина лучше другой? Сложно сказать. Но точно можно ответить, нравится она вам или нет. Так же и с микрофоном. Есть много параметров, которые отличают хороший микрофон от плохого. Ключевой — способность звука к эквализации. У плохих микрофонов эквализация очень низкая. Звук может быть в целом нормальным, но вы чувствуете, что верхняя частота «торчит», хочется её «срезать». Однако если это сделать, то она пропадает и в нижнем частотном спектре. У хороших микрофонов основная частота остаётся всегда. Для них характерен глубокий детальный звук, который прекрасно эквализируется. Со временем чувствуешь: этот микрофон «сухой», а этот «плоский», у другого много низа, он «бубнит», а у этого слишком «ядовитый» верх с сибилянтами, и он не отрабатывает резкие свистящие.

Есть у нас и хорошо сбалансированный флагман, который отличается тёплым насыщенным звуком с определённым характером. Он ровный по всем частотам, очень благозвучный, и в нём предусмотрено ламповое предусиление, которое насыщает сигнал определёнными гармониками. Для придания звуку теплоты устанавливается 6Ж-1П — лампа, которая использовалась в советских телевизорах для вертикальной развёртки.

Существует также транзисторная версия флагмана — 017 FET. Тоже сбалансированный микрофон, но он более детальный, чёткий. Вместо лампы там установлен транзистор в качестве предусилителя сигнала. Разница между ними такая же, как между компакт-диском и винилом: первый более «хай-файный», второй — тёплый, уютный.

Сегодня у нас уже не три человека на производстве, а десятки, и всё, что мы создаём, — высокотехнологично и отвечает требованиям рынка. Почти полное импортозамещение. У нас свои токарные, фрезерные, сверлильные станки. Мы сами изготавливаем металлический корпус микрофона, напыляем золото, полностью делаем капсюли, как и упаковку, наматываем трансформаторы. Это называется производством полного цикла. Покупаем только редкие компоненты, которые не производятся в России: резисторы, конденсаторы, транзисторы. Но тут всё очевидно: есть вещи, которые нецелесообразно пытаться импортозаместить, ведь изготовить транзистор так же сложно, как производить микропроцессоры.

Ещё мы закупаем польскую плёнку для мембраны. Она не проводит электричество, суперстабильна по толщине, её плотность 4 микрона по всей площади. Представьте, человеческий волос равен 15 микрон, то есть эта плёнка тоньше него в несколько раз. Это химическое производство с высокими стандартами качества, но запускать собственное такое производство нет смысла. Из-за небольшого расхода нам оно просто ни к чему — одна закупка обеспечила нас на годы работы. Хватило даже с учётом того, что заказов становилось всё больше и больше. В 2016 году мы зарегистрировали юридическое лицо в США, открыли офис и склад в Лос-Анджелесе. Микрофоны привозили туда из России, а дальше в товарной упаковке они уже рассылались по дилерам. Спрос увеличивался. Мы строили новое производство в Туле и большие планы на будущее.

Последние лет пять послужили хорошим уроком для привыкшего всё планировать бизнеса и для меня как предпринимателя. Я осознал, насколько мощным может быть воздействие на компанию внешних обстоятельств, но также убедился, что внутреннее состояние руководителя и цельность команды — один из важнейших факторов. Пандемия для многих была кризисным явлением, но для нас, напротив, она сыграла роль бустера. Сотни студий звукозаписи по всему миру позакрывались и людям надо было где-то записываться. Появились домашние студии и возросла потребность в покупке звукозаписывающего оборудования, в частности микрофонов. Мы тогда интенсивно росли. Однако не прошло и пары лет, как другое внешнее обстоятельство ударило по нам так, что мы просели более чем на 30%.

В 2022 году Соединенные Штаты и Германия отказались от сотрудничества с нами, хотя мы и пытались объяснять, что вообще не имеем отношения к военно-промышленному комплексу, работаем исключительно в гражданских целях, да и сама марка Soyuz — это прямая отсылка ко времени разрядки в отношениях России и Запада, посыл к сотрудничеству. Дилеры не сразу, но всё-таки к нам прислушались. Теперь мы работаем с 15 странами, а не с 30, как было ещё несколько лет назад, но главное — работаем.

Вообще рынок микрофонов очень консервативный, скептический. Присутствует убеждение, что есть лидеры, и они бессменные — такие как немецкие Neumann и Sennheiser, австрийская AKG, американская Shure, японская Sony. Было сложно составить им конкуренцию, ведь мы пришли из ниоткуда, и пришли ещё до китайцев. Тогда никто и не предполагал, что на этом небосклоне могут засиять новые звёзды.

Вспоминая первые годы, ловлю себя на мысли: я не разбирался в микрофонах и не знал, насколько этот бизнес проблематичный, конкурентный, непростой. Если бы тогда был в курсе всех тонкостей, возможно, не стал бы вообще этим заниматься. Наверное, иногда человеку полезно пребывать в неведении и только пытаться предугадать будущее — каким оно будет лет через 10, 30, 50. Уверен в одном: и через полвека микрофоны останутся востребованными, как гитары и скрипки ручной работы, которые ценились и 50 лет назад. Это отчасти субъективные вещи. Например, живопись не исчезла — изменилась её техника: на компьютере, в фотошопе. Но также люди не перестали рисовать и красками. То же будет и с микрофонами: останется как минимум несколько моделей, подходящих для технической работы, будь то голосовая команда умного дома или микрофоны для профессиональной звукозаписи. Может, и «Союз» окажется среди них.